«Я не большой любитель ломать что-то»

Осенний губернаторопад не обошел стороной и Курганскую область. Смену власти в регионе не прогнозировал никто. Зауралье — не самая привлекательная территория: слабая экономика, вечная нехватка денег, забронзовевшие элиты, неэффективная система государственного и муниципального управления и комплекс проблем, которым уже не один десяток лет. Одним словом, выбор невелик: или оставить все как есть, или всех встряхнуть и придать стимул к работе. Решение нелегкой задачи президент Путин поручил экс-заместителю губернатора Тюменской области Вадиму Шумкову. Что потрясло врио главы Зауралья, как без денег будут решаться покрывшиеся мхом проблемы — об этом и многом другом Вадим Шумков рассказал в интервью «ФедералПресс».

 

«Ситуация настолько тяжелая, что задачами является практически все и сразу»

Вадим Михайлович, не так давно вы возглавили Курганскую область. Поездили по региону, познакомились с людьми. Какие выводы успели сделать за это время? Что вызвало позитивные эмоции, что — негативные?

Позитивные эмоции — это, конечно, люди: несмотря на то, что многие живут очень тяжело и есть ряд конфликтных, напряженных ситуаций, видно — люди хорошие. По сравнению с жителями отдельных мегаполисов их волнуют простейшие житейские ситуации. В крупных городах люди не то чтобы избалованы, но у них запросы другого качества. Я понимаю, что с людьми нужно работать. В отсутствие иных ресурсов в регионе я могу пообещать сегодня только, что буду работать на них и на их нужды.

Из негативных эмоций… У меня есть достаточно большой опыт антикризисной работы. И до государевой службы, и в период государевой службы были такие ситуации, когда приходилось работать в условиях мультизадачности. Здесь, в Курганской области, к сожалению, ситуация настолько тяжелая, что задачами является практически все и сразу. Бывают уравнения с какими-то известными — либо понимаешь временной ресурс, либо финансовый, либо кадровый потенциал. Здесь же сложно со всеми этими составляющими: нет времени, нет денег, чтобы решить какие-то вопросы более масштабно, и, к сожалению, кадровые ресурсы действовавшего управленческого звена довольно-таки скромные.

Я обещал в первую очередь опираться на местные управленческие кадры. Потому взял два месяца на изучение ситуации и их потенциала, наблюдал за всеми и за каждым — как они решают простые управленческие задачи и как настроены реагировать на запросы населения. Именно по этим критериям и определяется, кто и в каком качестве останется в управленческой команде региона.

Не претендую на истину, но одна из проблем в регионе, усугублявшаяся из года в год, — кризис в системе управления в целом. И вы, в общем-то, на конференции «Единой России» говорили, что «систему нужно выстраивать под реальную работу по решению реальных вопросов с реальными людьми».

Странно было бы, если бы все было наоборот. Здесь живет 820 тысяч человек. Из них в исполнительных органах власти, которые меня окружают, работает тысячи полторы суммарно. Наверняка это умные, квалифицированные люди. Но они точно не могут сказать за все 820 тысяч человек, что их волнует до деталей.

Но для того чтобы построить систему, заточенную на людей, придется ломать действующую систему?

Я не большой любитель ломать что-то. Можно сказать, что какие-то вопросы мы строим системно заново. Здесь есть ресурс для проведения оптимизации.

При системном подходе большая роль отводится кадровой составляющей. Высшие и средние профессиональные учебные заведения региона готовы обеспечить рынок труда квалифицированными специалистами? Далеко ходить не будем: Курганский госуниверситет — главный вуз, но многие талантливые ребята уезжают учиться в другие регионы и не возвращаются. С этим как быть?

Я думаю, мы с Курганским университетом поработаем, и все компании, которые заходят на регион, я вывожу на КГУ и буду это делать в дальнейшем. Например, у меня был такой разговор с СИБУРом, с УГМК, планирую переговорить со Сбербанком, «Газпромнефтью» — все это сильнейшие компании по корпоративному образованию в Российской Федерации в настоящее время. Посмотрим на участие местных предприятий и инновационных компаний из других городов.

Если говорить про Курганский университет вообще, то мы должны понимать, как будет работать экономика в ближайшие 20–30 лет. А у кого это понимание должно быть, как не у нас и у крупных российских игроков? Для этого мы должны завести их в органы, которые определяют политику вуза, — наблюдательный и попечительский советы. Причем не ради получения с них денег, а для того, чтобы всем вместе дорабатывать учебные планы, чтобы корпоративные университеты могли направлять сюда своих преподавателей, а Курганский университет мог направлять своих для стажировки в эти компании и их университеты. Вот такая модель сближения реального сектора экономики (и отраслевых университетов) с нашим общегуманитарным университетом мне понятна. Я надеюсь, что через несколько лет она даст свои плоды: ребятишки будут понимать, что у них есть престижный диплом, качество образования будет другое. И тогда мы получим то, что нам необходимо, — развитие человеческого капитала.

А с руководством КГУ вы уже встречались, обсуждали вот эти все моменты, предлагали новую такую модель развития?

Встреча была. Я постарался донести свою систему взглядов. Мне важно, чтобы руководство вуза понимало, что мы будем делать вместе. Мне важно понимать, что компании, которые я вывожу на университет, будут встречать там полную поддержку.

«Когда у вас нет нефти и газа, ставьте на людей»

Часто приходится слышать, что главная проблема региона — отсутствие денег. Вы посмотрели на ситуацию свежим взглядом. У вас тоже сложилось такое впечатление?

Финансовая проблема нередко бывает производной. Конечно, нехватка денег остра. Знаете, это как с болезнью: если у вас температура, вы понимаете, что надо лечить не температуру, а то, что ее вызвало. Так и здесь: температура — это финансовое состояние. Но есть другие причины такой ситуации в области, и их огромное количество. Прежде всего это очень слабая экономика.

Нефти и газа нет, особо не разбежаться…

Здесь нет нефти и газа, других столпов современной российской экономики, но и та экономика, которая была, находится, к сожалению, не в самом лучшем состоянии.

В условиях слабой экономики чем регион может быть привлекателен для инвесторов?

Людьми. Это универсальная формула: когда у вас нет нефти и газа, ставьте на людей, на их умение и желание трудиться. В российской истории есть несколько качественно сопоставимых примеров – Ульяновская область, Калужская область. Там ситуация, конечно, была лучше, хотя бы в том смысле, что регионы (Калуга в первую очередь) находятся ближе к Москве. Важную роль сыграло попадание региона в особые экономические зоны, в федеральные программы по автосборке.

Но в Кургане тоже есть свои преимущества: например, мы можем максимально использовать территориальную близость северных регионов и уже начинаем заводить максимальное количество заказов для нефтегазового комплекса на действующие предприятия области. Мы уже провели переговоры с представителями СИБУРа и «Транснефти». Строим свои отношения с «Роснефтью». Ждем представительную делегацию от «Газпромнефти». Договорились на выезд делегации наших заводов в «Сургутнефтегаз». Связались с «ЛУКойлом» по налаживанию плотного взаимодействия по вопросам поставок. Этим компаниям нужна продукция, которую производят в том числе наши машиностроительные и другие предприятия. Мы будем пытаться максимально выполнять их запросы. У нас есть заводы, которые готовы работать, но у которых есть проблемы с заказами. Есть предприятия, которые могут оказывать услуги нефтегазовому сектору. Параллельно с этим, конечно, будем работать с инвесторами по реализации новых проектов.

А что, кстати, с новыми проектами? Важно ведь, чтобы инвестор не ушел к соседям, а пришел сюда.

Преимущество Курганской области — низкая входная стоимость земли и ряд других стартовых преимуществ. Нужно грамотно упаковать эти преимущества и предложить их тем, кто готов строить свой бизнес в нашем регионе. Важнейшим дополнением к этому комплексу является упорядоченная работа правительства и его уполномоченных организаций в части сопровождения проектов.

Мы можем предложить инвестору качество, умение работать и держать свое слово. Поверьте мне, это хорошая «валюта». Когда разговариваешь с крупными компаниями, они говорят: «Налоговые льготы — это здорово, но когда они будут получены в реальном выражении?» То есть чтобы в полном объеме иметь налоговые льготы, завод должен заработать. А чтобы построить завод, нужно от трех до пяти лет. Поэтому сегодня мы должны обеспечить быстрое решение вопросов по выделению земли, получению технических условий, по подготовке кадров, по сопровождению проекта, если, например, какие-то вопросы необходимо решать на федеральном уровне или муниципальном, – вот этим надо заниматься.

То есть нужно брать инвестора за руку и вести его на всех этапах?

Именно так. Пока не образуется система сопровождения. За первые три недели моей работы в регионе я встречался с инвесторами, которые уже реализуют здесь свои проекты, но эти проекты тормозятся. И тормозятся по ничтожным причинам: в одном случае — проблемы с госэкспертизой, в другом — сугубо понятийные. Кто-то кого-то не любит либо кто-то кому-то что-то пытался доказать. Из-за этого проекты не могли попасть в федеральные программы по господдержке. Это же чисто координационная работа.

Причем в правительстве есть несколько структур, которые занимаются сопровождением проектов. Вместе с тем, когда применительно к конкретной ситуации начинаешь спрашивать, кто сопровождает конкретный проект, почему-то проблематично выяснить, кто. Потому будем максимально упрощать систему сопровождения и количество сопровождающих, внося максимальную ясность в их действия.

В период работы в тюменском правительстве вы сталкивались с подобными ситуациями? Как решались проблемы?

Мы плотно занимались этим достаточно долго. Здесь есть несколько механизмов. Во-первых, мы договариваемся сразу: как только документы зашли на строительную экспертизу, должен быть назначен куратор. Во-вторых, замечания, если они не масштабные и не относятся к конструктиву, которые можно оперативно устранить, снимаются совместно с заявителем в течение полутора месяцев, которые отведены на экспертизу, а не в последний день, когда вам отдают целый список замечаний, и инвестор начинает все заново, снова по кругу побежал. Это все время. А время — это деньги.

Вы представляете, люди берут кредит в несколько миллиардов рублей, чтобы построить объект, у них начисляются проценты, предприниматели не могут ввести объект, потому что по кругу гоняют пустые документы. По этой пустяковой причине сгорают миллионы рублей. При этом должностное лицо, из-за которого это происходит, ни за что не отвечает. Крайнего найти невозможно. Понятно, что инвестор расскажет о ситуации другому. Будем максимально быстро и корректно ситуацию поправлять.

Для вас важно, крупный это инвестор или нет?

Нельзя здесь судить, какого «качества» инвестор. Человек готов вкладывать деньги, а вам нужно сделать для него лишь то, что требуется по закону, вы должны делать эти вещи. Инвестор получит в лучшем случае прибыль, если проект будет успешным. Регион получает налоги, новый субъект экономики, новые рабочие места и ресурс для решения муниципальных и региональных задач. Поэтому восприятия, что инвестор кому-то что-то должен, я не разделяю. Главным выгодоприобретателем от реализации инвестиционных проектов является государство.

С чего нужно начать, чтобы инвестор пришел в Зауралье?

Начинать надо с простых и понятных вещей: упорядочить и упростить все движения, заниматься активно этой работой и держать слово, нужно давать людям понятные поручения — с этим тоже бывают проблемы.

А вы допускаете такой вариант решения проблем — прямой звонок инвестора лично вам в случае, когда на уровне исполнителей возникает ступор и инвестор просто уже не видит других вариантов достучаться до чиновников и продвинуться в реализации своего проекта?

Конечно, прямой контакт доступен. Звонок — это хорошо, но нужно ведь разобраться с документами и причиной проблемы. Давая поручение, я сам должен понимать детали проблемы и то, кто и как ее сможет выполнить. Бывает, проблемы копятся продолжительное время.

Сейчас акцент делается на развитие кластерной экономики. Каждый регион ищет для себя наиболее привлекательные направления в этой части: Калининград — сфера IT, Калуга — машиностроение и т. д. Какие производства могли бы быть локализованы в Курганской области?

Кластерная теория неидеальна. Она формировалась в других экономических условиях — это Северная Америка и 70-е годы прошлого века. Нужно понимать, что в кластер входит не только производственная цепочка, но еще и финансовое сопровождение, подготовка кадров, наука, социальный сектор. У нас была более адаптированная система создания территориально – производственных комплексов, когда все вопросы развития производства, инфраструктуры, науки, образования, социальной системы и подготовки кадров решались во взаимной связке. Ярким примером тому является Западно-Сибирский топливно-энергетический комплекс, который продолжает кормить страну до сих пор.
Поэтому прежде чем обращаться к иностранным заимствованиям, я бы говорил о связанных вещах. И мне больше нравится определение «системный подход». Мне больше нравится слово «системный». А в части сфер деятельности будем развивать и машиностроение, и IT, иные направления — все, что сможет дать рост Курганской области.

«Бесконечно нам денег давать никто не будет»

Одной из главных задач всех глав регионов на ближайшие годы является реализация нового майского указа президента, национальных проектов. Из нашего разговора понятно, что болевых точек много, может быть, даже гораздо больше, чем направлений нацпроектов. Все-таки с чего начнете?

Понимание, как работать по реализации нацпроектов, есть. Но болевые точки, действительно, везде. Везде. Коммунальная, инженерная, транспортная и социальная инфраструктура не модернизировались масштабно более 40 лет. Новые заводы, если не брать во внимание те малые и средние предприятия, которые можно по пальцам пересчитать, не создавались 30–40 лет. Жилой фонд в большинстве поселений не модернизировался также более 40 лет. А новых жилых объектов построено недостаточно. Всем этим нужно заниматься. Поэтому я начал с того, что стал подталкивать команду к формированию и подготовке заявок в федеральные уполномоченные органы.

Мы заявились практически на все проекты. Понятно, что распределение средств производится по определенному принципу. Будем дорабатывать свои заявки, добиваться получения финансирования. Мы уже провели ряд встреч с федеральными министрами, включая Министерство финансов. И я понимаю, что мы должны выстраивать наши отношения по новой модели, показывать министерству, что мы не просто просим денег, а совместно определяем точки развития региона. Бесконечно нам денег давать никто не будет, и рано или поздно нас спросят: «А что вы сами сделали в этих условиях?» Понятно, что в этих рамках, в условиях, если у нас не будет входящих источников финансирования, нам нужно будет какие-то собственные ресурсы освобождать и направлять их на точки развития. А для этого нужно такие ресурсы создавать и максимально развивать.

Одним из самых сложных проектов, с финансовой точки зрения, будет нацпроект по экологии. Львиная часть его финансирования предполагается пока из внебюджетных источников. У вас есть видение, как решать существующие вопросы?

Ситуация сложная. Переход на новую схему обращения с отходами требует масштабных капиталовложений. Если мы говорим про инвестиционные деньги, то у них две схемы возврата: либо субсидирование из бюджета, либо повышение тарифа для населения. В бюджете региона ресурсов нет. И мы понимаем: если не будет федерального финансирования таких проектов, то население тяжело воспримет такое повышение. Поэтому мы тоже ждем решения федеральных уполномоченных органов. Нам не хочется, чтобы платили за все наши жители. К тому же, большинство из них и так живет откровенно бедно.

Екатерина Лазарева