«Работа губернатора — это политика компромиссов». Александр Цыбульский — о болевых точках и точках роста Архангельской области

Архангельская область — один из арктических регионов России. В последние пару лет в федеральных новостях чаще всего о ней говорили в связи со скандальным строительством мусорного полигона на станции Шиес. Только сейчас можно сказать, что конфликт исчерпан — врио губернатора области Александр Цыбульский остановил проект. Но это совсем не означает, что экономика Поморья потеряла многомиллиардные инвестиции. В этой ситуации для руководства региона куда важнее не «пахнущие» деньги в бюджет, а сохранение уникальной северной природы и благополучие людей. А возможностей для инвестиций предостаточно, тем более после вступления в силу федерального закона о преференциях для бизнеса в регионах Арктики инвесторам открылись небывалые перспективы. О Шиесе, аварийном жилье, направлениях вместо дорог, об общении с президентом Путиным и с простыми людьми глава Поморья Александр Цыбульский рассказал в эксклюзивном интервью «ФедералПресс».

 

Непокоренный Шиес


Александр Витальевич, начать разговор хотелось бы с темы, которая в течение двух лет гремела на всю страну, — Шиеса. В апреле, когда вы возглавили регион, строительство полигона ТБО было ­остановлено. Почему пришли именно к такому решению?

Вы правы, мы действительно два года всей страной следили за событиями, которые развивались на Шиесе. Никто до этого не знал, что существует такая железнодорожная станция, теперь все про нее знают, и Шиес уже стал именем нарицательным. Я не знаю, как принималось решение по этому проекту, не присутствовал при этом и не хотел бы принимать такого рода ­решения. Но когда я приехал в Архангельскую область, специально взял какое-то время, чтобы посмотреть, как люди к этой ситуации относятся в действительности: вдруг есть группа людей, которая «громко» против, а остальные нейтрально или положительно относятся к проекту. На деле оказалось, что почти 95% жителей области настроены категорически против. Это такая консолидирующая идея в обществе. Поэтому я не счел возможным продолжать этот проект.

Сегодня можно сказать, что строительство точно не будет продолжено?

Да. Мы приняли ряд мер, которые уже сегодня делают невозможным реализацию проекта. И это понимает подрядчик, который там работает. Действительно, те 15 гектаров земли, на которых должны были располагаться основные мощности, не были переведены из лесного фонда. И по 300 гектарам, на которых должен был появиться полигон (или какое-то иное сооружение в рамках проекта), мы расторгли соглашение и, думаю, будем переводить их в земли для ИЖС (индивидуальное жилищное строительство, — прим. ред.), — если этого действительно захотят жители Ленского района. Я думаю, это будет в определенной степени гарантией того, что на этих землях не будут строиться промышленные объекты.

Вы недавно побывали на месте. Как вас там встретили? Удалось ли найти с людьми общий язык?

Конечно, люди встретили без ликования. И недоверие там сквозит во всем. Что бы ты ни говорил, даже приводя в пример конкретные шаги, которые уже сделаны, все равно люди до конца не верят, что эта история закончилась. Считают, что это какая-то политическая игра. Поэтому потребуется время для того, чтобы всех в этом убедить. Но мы точно это сделаем — свое слово сдержим. На днях в Москве прошло совещание у вице-премьера Виктории Абрамченко. Обсуждали в том числе вопрос Шиеса. Я благодарен правительству за то, что поддержало идею о том, что нельзя переводить земли лесного фонда в земли промышленности.

 

Сигнал SOS


На недавней встрече с президентом ­Путиным вы поднимали ряд тем, в том числе вопрос переселения из аварийного жилья. Совершенно чудовищная ­история со сходом домов со свай. Понимаю, что прошло меньше трех недель с момента встречи, но за это время появились ли какие-то подвижки в решении проблемы?

Очень приятно, что да. Архангельск занимает четвертое место в России по ­объему ветхого и аварийного жилья. Очень много деревянных домов — 22% от всего жилфонда. И большая часть из них уже являются либо ветхими, либо аварийными. Я имею какой-то жизненный опыт, но, видимо, не такой большой, и для меня не было нормой, что дома могут сойти со свай. Там много причин, в том числе изменение состава почвы, вод, приход горячей воды и т. д. Понятно, что дома подгнивали, потому что они строились в других условиях и под другие условия жизни. Но тем не менее. С начала этого года шесть домов сошли со свай. И это как-то обыденно всеми воспринималось, как будто не произошло ничего экстраординарного. Но, во-первых, дом может когда-нибудь сойти со свай и завалить людей, которые там находятся, во-вторых, на мой взгляд, с точки зрения опасности и масштаба такая проблема ничем не уступает пожару или наводнению. То есть может случиться ситуация, когда человек вечером приходит домой, а дома нет. Я встречался с жителями этих домов, так много бабушек. Это не какие-то маргинальные люди. Они говорят: «Мы бы здесь жили, если бы стояли дома». Но в один момент их 30–40-летняя жизнь в этих домах изменилась. Меня это по-человечески тронуло до глубины души. Поэтому я начал бить в набат и кричать SOS. Поэтому я обозначил эту проблему перед президентом, и он очень серьезно к ней отнесся.

Уже после встречи с президентом к вам прилетал глава Минстроя Владимир Якушев?

Да, Владимир Владимирович Якушев прилетал. Мы провели очень предметные переговоры. Он глубоко включился в этот вопрос. И мы нашли механизм, который позволит до конца года переселить тех, кто сегодня остался без крова, а на следующий год выйти на плановое финансирование, чтобы построить несколько домов для переселения остальных. Конечно, если бы не пандемия и падение ­доходов, которое, ­естественно, у нас тоже произошло, мы нашли бы средства, чтобы построить новое жилье и переселить людей. Но у нас действительно бюджет ограничен в этих условиях. Я очень рад, что президент на это отреагировал, дал поручение, и работа началась. То, что сейчас запустили цикл с национальными проектами по инициативе президента, — это огромное дело. В новейшей истории таких объемов финансирования на решение действительно самых актуальных для людей проблем я, сколько работаю, не припомню. Это действительно наш шанс. Очень важно выдержать темп и реализовать то, на что есть ресурсы. Это уже будет существенный скачок.

 

Новый коридор в Европу


На встрече с президентом вы говорили о дорожно-транспортной сети региона. Как понимаю, она тоже оставляет желать лучшего. Вряд ли причины только климатические (на это многие и пеняют). В чем вы видите трудности в этой сфере?

Здесь совокупность проблем: и системная, и климатическая, и связанная с ­низким качеством строительных работ. Когда только приехал, я ­действительно был удивлен состоянием дорог даже в областном центре — в Архангельске. Даже на машине с большими колесами в центре города иногда приходилось сбрасывать скорость до нуля, чтобы проехать через ямы на дорогах. Эта проблема добавляет и социального напряжения, с одной стороны, с другой — сильно тормозит развитие экономики. Здесь я тоже очень благодарен правительству РФ: о нашей проблеме услышали и выделили в этом году на ремонт дорог дополнительно 1,5 млрд рублей. В этом году мы сделали хорошие объемы по дорогам. И люди это видят. Теперь важно, чтобы качество ремонта было высоким, чтобы в следующем году мы не пришли к тому же состоянию дорог, которое было. Благо, что все дороги на гарантийном обслуживании. В целом, если говорить о дорожной инфраструктуре, это вообще проблема всего Севера — отсутствие разветвленной сети автодорог. В советское время на это никогда не делали ставку, подходили к северным территориям как к территориям ­вахтового метода работы, там всегда намораживались зимники. Да и климат был другой. Когда я работал в Ненецком округе, старожилы рассказывали, что зимник стоял по 7 месяцев в год еще 10–15 лет назад. В период моей работы в регионе мы едва ли намораживали зимник в конце декабря, и стоял он в лучшем случае до марта — три месяца. Поэтому, конечно, надо обращать серьезное внимание на развитие дорог. Если не будет дорог, экономика развиваться не будет.

 

Глаза в глаза с президентом


На этой встрече с президенто
м вы действительно затронули серьезные региональные проблемы. Но есть один нюанс: ваше общение шло в режиме онлайн. Есть ли разница между таким форматом и личными встречами с главой государства?

Я не могу сказать, что у меня в жизни было очень много встреч с президентом. Но от тех, которые были, мне кажется, эта встреча отличается серьезным образом. Все-таки встреча через телеэкран делает коммуникацию сугубо деловой, без ­возможности отступления от тех тем, которые ты хочешь поднять. Поэтому ты должен в сжатое время донести наиболее важные темы. Мне кажется, что при личной встрече есть все-таки возможность затронуть еще какие-то важные вопросы.

 

Исторический день для Арктики


Для Архангельской области одна из ключевых тем — развитие Арктики. 28 августа вступил в силу федеральный закон «О государственной поддержке предпринимательской деятельности в Арктической зоне РФ». Насколько важен этот документ?

28 августа, я считаю, надо запомнить как исторический день в развитии экономики Арктической зоны. ­Абсолютно без иронии это говорю — это тот закон, которого бизнес ждал очень давно. Еще работая в Минэкономразвития, я начинал заниматься разработкой этого закона. И то, что коллеги сделали, значительно лучше того, с чего мы начинали. Ушло несколько лет, чтобы доказать правильность предложенных подходов. То, что сделано, это удивительным образом разгонит (в хорошем смысле) экономику арктических регионов.

Буквально в тот же день, когда вступил в силу закон, Архангельская область первой из субъектов РФ подписала соглашение с Минвостокразвития о передаче функции управляющей компании АНО «Агентство регионального развития». Как будет работать система?

Агентство регионального развития действительно возьмет на себя функции управляющей компании. По сути, решения по вопросам, связанным с местными и региональными полномочиями, будут приниматься непосредственно в регионе. Это очень важно, потому что из Москвы управлять субъектами очень сложно. Еще один вопрос, который я ставил, и очень приятно, что он нашел воплощение, — это вопрос регистрации резидентов. Любой, кто готов будет проинвестировать проект стоимостью от 1 млн рублей, может получить статус резидента. На мой взгляд, это открывает возможности для малого и среднего бизнеса, который, работая на Севере, конечно, находится в крайне неконкурентных условиях: огромный объем дополнительной нагрузки, связанной с социальным обеспечением работников, с отсутствием дорог, с логистическими, с климатическими издержками и т. д. Закон уравнивает и дает шанс представителям малого и среднего бизнеса стать полноценными резидентами арктической зоны.

Есть ли уже интерес со стороны инвесторов?

Последние несколько месяцев мы действительно плотно работали с инвесторами, понимая, что закон в ближайшее время вступит в силу. В день вступления закона в силу первые два кандидата в резиденты зарегистрировались на сайте. И мне приятно, что эти претенденты — из Архангельской области. Они зарегистрировали свои проекты, которые отправлены на отбор для присвоения статуса. Один проект — по увеличению объемов перевозок через архангельский порт (закупка дополнительных судов). Архангельск — город портовый, поэтому для нас все, что связано с увеличением объемов перевозок через наш порт, — это и прямые доходы, и рабочие места, и вообще развитие традиционных компетенций. Второй проект — ребята из Северодвинска хотят организовать производство термической обработки древесины (технология, которая давно используется в Скандинавии — специальная обработка древесины паром, которая меняет свойства древесины, делает ее более пожаробезопасной, уменьшает процессы гниения и порчи, — прим. ред.), — до сих пор такой технологии в России не было. Вообще, у нас сформирован пул из 25 потенциальных резидентов, с которыми мы, повторюсь, уже активно работаем. Это пять крупных проектов и 20 проектов от малого и среднего бизнеса. Крупные проекты имеют общий объем инвестиций больше 150 млрд рублей. Это вполне понятные инвесторы с понятными бизнес-планами. Эти проекты позволят создать на территории области порядка трех тысяч новых рабочих мест. Малые проекты — это порядка 5 млрд рублей по совокупности инвестиций и около 500 рабочих мест. Я считаю, если мы возьмем такой старт и за ближайшие 3–4 года создадим 3,5 тысячи качественных рабочих мест, это уже будет означать, что федеральный закон был принят не зря.

Есть ли какие-то приоритеты? Какие направления бизнеса, на ваш взгляд, более перспективны?

Мне сложно сказать за бизнес. В моем понимании, если говорить о крупных проектах, это глубокая переработка дерева, это вопросы, связанные с логистикой, развитие ­портовой ­инфраструктуры. Малый бизнес может находить себя практически в любой нише. У нас для этого достаточно ­возможностей.

 

Первый в Арктике


Известно, что борьбу за влияние в Арктике ведут все страны, где есть арктические территории. А вот внутри страны: есть ли у вас ощущение, что регионы Северо-Запада борются за звание «главного по Арктике»? Нужно ли здесь определение первенства? Работая в Минэкономразвития, вы были сторонником выстраивания политики межрегиональной кооперации…

Я и сейчас поддерживаю эту идею. Вообще считаю, что современный мир так устроен — без кооперации развитие невозможно. Сегодня существуют разнополярные подходы: с одной стороны, мы наблюдаем региональный протекционизм, причем, скорее, у самих жителей — им хочется свой регион выделить и от всех закрыться, с другой — с точки зрения внутренней глобализации (назовем это так) экономические и промышленные процессы таковы, что без выстраивания четких кооперационных цепочек и в промышленности, и в экономике, и в торговле развитие невозможно. Если мы будем пытаться закрываться в своих маленьких территориях, это принесет вред региональным экономикам и развитию страны в целом. Я за то, чтобы интеграция регионов была максимально полной и широкой. А что касается первенства… Для всех нас, кто серьезно относится к своему делу, важно быть первым и лучшим. В этом смысле я все-таки сторонник того, чтобы сначала быть лучшим, а потом первым. Я не испытываю спортивного азарта от того, кто назовет себя столицей Арктики, кто станет воротами или душой Арктики — это все слова, и время и наша работа расставят все на свои места. Каждый из наших регионов уникален по-своему. И соревноваться друг с другом бессмысленно, потому что все северные территории одновременно и слишком разные, и слишком похожи друг на друга. Поэтому, мне кажется, надо объединиться общей арктической идеей, поддерживать друг друга.

 

Не технократизм, а политика компромисса


Современных губернаторов часто называют технократами. Перед каждым назначенцем ставится задача социально-экономического развития региона. По сути, губернатор сегодня — это менеджер. Но последние социсследования говорят, что запросы людей, особенно в период пандемии коронавируса, изменились — они хотят в губернаторе видеть человека, который «свой», один из них, который их умеет слушать и слышать. Вы, став губернатором, кем ощущали себя в первую очередь? Как изменилось это ощущение по прошествии почти трех лет?

Я не знаю, кто ввел термины «губернатор-технократ», «губернатор — эффективный менеджер». Мне кажется, это какая-то политическая дискуссия. На мой взгляд, нет никаких губернаторов-технократов. Это невозможно. Губернатор — это всегда политик (в том смысле, что это всегда взаимодействие с людьми). Технократ — это когда ты должен закрыться в кабинете и по бумагам, по цифрам требовать выполнения показателей. Но нет ни одного губернатора в стране, и в этом я глубоко убежден, который может позволить так себя вести. А сейчас с каждым днем все больше и больше ты должен общаться с людьми, в том числе посредством социальных сетей, потому что это наша реальность, посредством других ресурсов, личных встреч и т. д. Это и есть публичная политика. Публичная политика — это не только бить ботинком по трибуне и громко что-то кричать. Это и есть коммуникации, это ­политика компромиссов — как посадить всех за один стол, учесть разные интересы, сделать так, чтобы все развивались и не ­сталкивались лбами.

Понятно, что перед каждым губернатором стоят государственные задачи. Но при решении любой внешней задачи человек пытается решить какую-то внутреннюю. Какой результат вашей губернаторской деятельности вас, скажем так, удовлетворит, и вы сможете сказать: «Да, я доволен, я сделал все, что должен был сделать на этом месте, нужно развиваться дальше».

Сложно сказать. Может быть, это банально прозвучит, но у меня есть один маркер и одна цель. Цель: мне правда хочется за время этой работы сделать как можно больше полезных вещей, которые положительным образом повлияют на жизнь людей. Я на самом деле сильно переживаю из-за того, что проблем у людей много, а возможностей решить все и сразу у меня нет. И я всегда чувствую себя неудобно, когда люди что-то просят, а я понимаю, что не могу это сделать, потому что нет ресурсов. Если бы мне удалось за то время, что я нахожусь во главе области, решить как можно больше проблем, я бы считал, что уже проработал не зря. А маркером своей работы я всегда считал одно: если, когда я буду уходить, люди будут сожалеть об этом, можно считать, что я не зря трудился, а если люди будут улюлюкать и в спину плевать, это будет означать, что я что-то делал не так. Для меня важно, чтобы было первое.

 

Автор: Екатерина Лазарева