Вадим Кибардин: «Дизайн становится инструментом для спасения человеческой жизни»
Чем отличается современный дизайн от обыкновенного? Где начинается ощущение сопричастности к миру прекрасного? Почему авторские вещи в России чаще всего носят элитный характер? Ответы на эти вопросы знает дизайнер с мировым именем Вадим Кибардин.
Вадим Кибардин — один из самых успешных современных дизайнеров из России, получивших мировое признание. Его имя включено в список 40 художников, способных изменить мир, и стоит в одном ряду с сэром Джонатаном Ивом, Ора Ито и братьями Буруллек. Одним из первых он сумел возвести упаковку в ранг самоценных объектов, и, по словам экспертов, этот проект может войти в хрестоматии как образец изящного профессионального парадокса.
Вы долгое время жили в Екатеринбурге, здесь получили профессию и прошли первые этапы карьерного восхождения. Сейчас живете и работаете в Праге. Что теперь для Вас Екатеринбург?
Вопрос непростой. Я выступаю в двух ипостасях относительно города. С одной стороны, для меня Екатеринбург — любимое, уютное, родное место, связанное с веселыми студенческими годами. В этом городе у меня осталось много друзей. Поэтому как бы город ни менялся, как бы он ни выглядел – а я часто здесь бываю, раз в год точно, – прощаю все¸ что здесь происходит, как любой человек простит своему родному человеку многое.
А с другой стороны?
С другой стороны я смотрю, как меняется Екатеринбург, как он растет, трансформируется, может быть, что-то утрачивает, но однозначно и что-то приобретает. Это, конечно, такой нормальный процесс роста. Но, знаете, Екатеринбург похож на подростка, у которого то уши больше выросли, то в рост он пошел. Он такой не сформировавшийся еще. Но при этом хороший подросток: и добрый, и отзывчивый, и приятный в общении. Есть ощущение, что какое-то время пройдет, и этот подросток превратится в красивого, статного, молодого, энергичного, образованного юношу.
Но при этом уже сейчас на его территории реализуются весьма амбициозные проекты.
Абсолютно точно. Хотя крупные проекты здесь тяжелее делать. В мелких добиться совершенства проще. Серьезные идеи, конечно, требуют большего профессионализма, поэтому местами может быть что-то не доделано, просто нет какого-то бэкграунда, исторического опыта. Но то, что люди хотят это делать, – уже хорошо.
Вообще, главный показатель — людям нравится город, они хотят в нем жить. И этим Екатеринбург отличается от многих российских городов, жители которых поголовно хотят из них уехать. Для Екатеринбурга это здорово, это значит, людям небезразлично, что здесь происходит, значит, им хочется сделать жизнь здесь лучше и интереснее. У города есть будущее, когда в нем живут люди, меняющие его. И, в принципе, по моему ощущению, Екатеринбург стремится к статусу глобального города. По крайней мере, вектор уже задан.
Однако Вы уехали из Екатеринбурга…
У меня непростая история. Я сам из Омска, сюда приехал учиться, прожил в Екатеринбурге больше 6 лет, но потом уехал обратно. И причиной было не то, что я здесь себя как-то не нашел. Просто я предприимчивый человек по натуре, и здесь получил такой опыт, который можно было более успешно реализовать в Омске, поскольку он немного отставал от Екатеринбурга. И я не ошибся. Приехав в родной город, создал там рекламное агентство, которое базировалось на моем опыте, полученном тут. У нас все успешно развивалось, компания существует и сегодня. Потом в какой-то момент я понял, что мне интереснее промышленный дизайн, и весь рекламно-полиграфический бизнес оставил людям, которые хотят этим заниматься. Это и послужило причиной переезда в Москву и дальше уже в Европу.
Чем занимается Ваша дизайн-студия, открывшаяся в Праге?
Сейчас ситуация выглядит так: я все больше и больше ухожу в разработку и запуск собственных проектов. Клиентов у меня становится все меньше и меньше, потому что некоторое время назад я решил, что есть смысл попробовать себя в продюсировании и продаже собственных объектов. И в общем, потратив порядка двух лет, я вышел на такой уровень, когда заказы со стороны мне уже не нужны, поскольку существует огромное количество собственных идей и понимание, как их разработать, внедрить и продать.
Исключение составляют предложения от заказчиков поработать над каким-нибудь действительно очень интересным проектом.
Например?
Например, сейчас я сотрудничаю с одной крупной компанией, которая заказала у меня разработку современных кальянов. Это очень интересно, поскольку в этом проекте я могу воплотить в жизнь разные свои теоретические исследования. В перспективе должно получиться что-то абсолютно новое, открывающее ранее неизвестный рынок. А мне всегда интересно находиться в сфере, в которой происходят какие-то кардинальные, революционные изменения.
Если говорить о вещах, которые вы делаете сами, то что это за вещи? Для кого или для чего они?
Это вещи для дома, для человека. Они продаются во всех странах мира, чаще в магазинах, которые в первую очередь ориентированы на современный дизайн. К примеру, созданные мной часы White and white можно найти в совершенно разных сетях, архитектурных студиях и специализированных магазинах в любой стране мира.
Еще есть картонные часы. Это супер-недорогой продукт, с хорошей такой крепкой философией. Они очень востребованы в Скандинавии, Японии, в странах, где люди понимают, что это такое.
А еще у Вас есть невероятно популярный брелок. О нем говорят, как о культовой вещи…
Ну, о культовости я, конечно, говорить не буду, хотя, конечно, было бы неплохо (смеется). А вообще этот брелок — это уже классика. Ему больше 10 лет, и все годы он продается с регулярным успехом, интерес к этой вещи не пропадает. Мы его выпускаем и выпускаем, тиражи я уже и не считаю. И этот продукт все время куда-то уходит.
Это такая небольшая вещь, не очень дорогая, теплая по ощущениям, сделанная из войлока. У него очень простая и очевидная функция — разделять связку ключей на 2 группы, какие хотите: «дом — офис», «дом — гараж», «дом — дом», «офис — офис». Это позволяет человеку без труда, не глядя на эту связку, автоматически получить разделение и стоять перед фактом выбора ключей не из 10, а из 5 или 2, к примеру. И плюс, конечно, этот войлок, он смягчает давление ключей в кармане, они не рвут ткань где-то в брюках или в сумке. Простейшая вещь, простое решение, доступное любому человеку. Я на этот брелок смотрю и думаю, как-то вот он сложился. Получился продукт, который не имеет конца пока. Это исключительный случай. Очень многие вещи отживают свое, спадает волна интереса и они уходят в небытие. И редко бывает, когда предмет живет очень долго. Я получаю письма от студентов из разных вузов по всему миру, порой они пишут, что им показывали мой брелок на занятиях в качестве методического пособия. Это доказывает тот факт, что брелок попал в болевую точку.
Какие болевые точки у современного рынка дизайнерских продуктов?
У меня сформировалось убеждение, что забота о здоровье — это одно из приоритетных направлений в области дизайна. Мало того, что дизайн работает как мотор для какого-то эволюционного процесса в формообразовании, применении новых материалов, в экспериментальных направлениях. Дизайн сейчас очень тесно завязан на защиту здоровья и сохранность человеческой жизни. Этот тренд пока не слишком очевидный, но он уже просматривается. То есть дизайн работает не просто в угоду эстетическим требованиям – он становится инструментом для спасения или улучшения жизни.
В целом, как думаете, современный российский потребитель уже готов к таким вот свежим дизайнерским направлениям?
На самом деле, в России состояние дел с современными дизайнерскими вещами и разработками пока не самое лучшее. Это прежде всего связано с уровнем погруженности простого покупателя в мир современного искусства. Если взять Англию, Францию, Италию, Америку, Японию, Корею, Австралию, да даже Бразилию, то любой среднестатистический житель этих стран все равно как-то касается сферы дизайна и, ну хоть чуть-чуть, но понимает, что это вещь, которую разработал, например, Росс Лавгров, а это объект, сделанный Наото Фукасавой. Или хотя бы знает, что вот это – японский дизайн, а это европейский. Спросите любого среднестатистического русского человека, кто такой Наото Фукасава, думаю, никто не ответит.
Для России сфера современного дизайна пока новая, свежая. Рынок еще не сформировался. Может быть, какое-то историческое наследие сказывается. Все равно в Европе люди с дизайном рядом, они родились в какой-то очень гармоничной, сбалансированной среде.
Получается, жителям России все эти дизайнерские штучки пока ни к чему?
По крайней мере, еще рано говорить о том, что появился какой-то рынок или массовое тотальное явление. Но люди подошли уже к этому вопросу, появляются какие-то магазины. В Екатеринбурге, я знаю, есть один такой. Но там ребята в основном занимаются ликбезом: показывают, что вещи могут быть разными, красивыми, интересными, полезными, и всех, кто к ним заходит, они по большому счету знакомят с этой средой современного дизайна. Многие приходят в этот магазин, как в музей, чтобы посмотреть: «Ой, какие штучки тут интересные!». Но это уже хорошо, потому что это и есть начало.
Ваши вещи в России можно найти?
Да, конечно, мои вещи продаются в России. И в Екатеринбурге они есть. Но их не так много. Я бы с удовольствием приложил усилия, чтобы присутствовать на этом рынке в большем масштабе, но очевидные проблемы, связанные с таможней, сертификацией и доставкой, делают это все неприятным занятием. Вот, например, у меня в ассортименте есть плюшевые игрушки — мохнатые таксы. Они сделаны из экологически чистых материалов с применением правильных технологий, то есть, это абсолютно европейский продукт, который должен, грубо говоря, жить вместе с ребенком. Я стремился сделать так, чтобы эта такса была доступна каждому ребенку, и, в принципе, в Европе цены на нее достаточно низкие. После того, как эта игрушка завозится в Россию, цена увеличивается в 5 раз! И из вещи, которую я делал для каждого, превращается в игрушку для каких-то особенных детей или особенных случаев. Для меня было разочарованием, когда я пришел в московский магазин «Республика» и увидел цену на эту таксу. Я спросил: «А как же это? Ведь это же невозможно! Не каждый ребенок, который захочет эту игрушку, сможет ее купить! А для него это боль, понимаете?» Вот эти все расходы, связанные с легальным оформлением продукта, делают его недоступным, он становится элитным. Мне как автору, который думал об одном, а получает совсем другое, просто прискорбно.
Возвращаясь к вопросу сопричастности к миру современного дизайна, давайте попробуем вывести правило, как научиться ориентироваться в этой среде?
Я бы начал с другого. Как бы так сделать, чтобы люди научились убирать за собой? Когда людям будет не все равно, как они живут вообще — это даже не о дизайне разговор, а о том, что происходит в каждом доме и рядом с каждым человеком — вот когда человек не будет мимо урны кидать бумажки, тогда хотя бы будет чисто. Когда будет чисто, человек посмотрит, какая урна у него стоит, и пойдут уже другие процессы, связанные с эстетикой.
Получается, открытость современному искусству — это вопрос внутренней культуры?
Конечно. И еще это зависит от того, насколько человек себя уважает и любит.
Как Вы думаете, когда дизайн станет частью повседневной жизни россиян?
Думаю, когда вот эта молодежь, которая уже не любит свое предыдущее поколение за его невежество, повзрослеет и станет этаким локомотивом, тогда и появятся первые результаты. Я делаю ставку на этих ребят. Они следят за собой, стараются привести в порядок то, что их окружает. Лет через 10 они начнут менять жизнь и мир вокруг себя. Тогда современный дизайн станет массовым явлением.
К тому моменту, как вы думаете, как будет выглядеть Екатеринбург? Что он будет собой представлять?
Не знаю. С одной стороны 10 лет — это много, с другой — в масштабах городов это просто мгновение. Ну что у нас произошло за последние 10 лет? Появились новые современные здания, открылись хорошие уютные места, появились люди, которые ездят на велосипеде – десятилетие назад, кстати, это трудно было представить. Будет ли похож Екатеринбург на Лондон, к примеру? Нет. На Москву? Нет. На Омск? Нет. На Гонконг? Нет. У этого города будет свой совершенно уникальный облик, не похожий ни на один из городов мира.
Вопросы: Надежда Плотникова